Навстречу завтрашнему дню, стр. 11

Поскольку Бетти вела разговор с Уолшем и Паркером, то их беседа выглядела вполне естественной, но Дакс, так же как и она, почувствовал любопытство Ван Дорфа. Он обратился к репортеру с вопросом:

– Эл, вы по-прежнему играете в ракетбол, когда не гоняетесь за жареными фактами?

Дакс обладал невероятным умением находить у людей слабые места. Ван Дорф невольно пустился в подробный рассказ о своей последней игре, из которой вышел победителем. Кили погрузилась в размышления – что бы подумал репортер, если бы узнал о том, что голень ее скрещенных ног под столом надежно защищена икрой ноги Дакса.

Во время еды разговор в основном носил общий характер. Никто не решался поднять тему, давившую столь тяжким грузом на их умы. Но когда в заключение ланча подали кофе, Ван Дорф поменял пленку в своем магнитофоне и зажег очередную едкую сигарету.

– Так вы думаете, ваш муж все еще жив, миссис Оллуэй? – бесцеремонно спросил он.

Бетти, застигнутая врасплох, чуть не поперхнулась глотком горячего кофе, который только что отхлебнула.

– Я… Я не могу… Почему…

Кили поспешно пришла ей на помощь:

– Не в этом суть нашего разговора, мистер Ван Дорф. Дело не в том, жив ли Билл Оллуэй, мой муж или любой другой пропавший без вести солдат. Наша первоочередная задача – добиться того, чтобы продолжали работать каналы, способные подтвердить или опровергнуть сообщения об их гибели и в то же время позволить их семьям на законном основании получать причитающиеся им деньги.

– Вы согласны с этим, миссис Оллуэй? – спросил Ван Дорф.

– Да, – ответила вернувшая себе самообладание Бетти.

– Любопытно, что по этому поводу думает армия, – поинтересовался Паркер. – Миссис Уилльямз, у вас есть какие-нибудь идеи по поводу того, какой будет их позиция?

– Когда мы последний раз встречались с военным руководством, оно оказало нам большую поддержку. Надеюсь, их отношение не изменилось.

Уолш откинулся на спинку стула и покровительственно заговорил:

– А теперь, малышка…

– Пожалуйста, не называйте меня «малышкой», конгрессмен Уолш. Считаю это оскорбительным для себя, – решительно заявила Кили.

Уолш явно пришел в замешательство, хотя и пытался улыбаться покровительственно.

– Уверяю вас, я не имел в виду…

– Конечно же имели, – заявила Кили. – Ваше мнение по поводу нас слишком очевидно. Вы считаете нас толпой истеричек, растрачивающих впустую ваше драгоценное время. Интересно, изменилось бы ваше мнение, если бы к вам обратилась группа мужчин. Сочли бы вы тогда нас заслуживающими большего доверия? Уверяю вас, конгрессмен, в нашей организации огромное количество мужчин – отцы, братья, сыновья. Они так же обеспокоены и так же решительно настроены, как и мы, но им труднее публично поднять столь волнующую тему. Именно по этой причине вам придется в основном иметь дело с женщинами, активно поддерживающими наши усилия.

За столом воцарилось молчание. Наконец конгрессмен Паркер спокойно произнес:

– Мне неприятна мысль о том, что человек, служащий в этом или каком-либо ином нашем комитете, может быть ослеплен какими-то предрассудками. – При этом он бросил недобрый взгляд на Уолша.

– Но я никого не хотел обидеть, мне не хотелось бы, чтобы меня обвиняли в шовинизме. Прошу прощения, миссис Уилльямз, – стал шумно извиняться он.

– Принимаю ваше извинение, – сказала Кили, но тон ее ничуть не смягчился. – Извините, что нарушила ход ваших мыслей. Что вы собирались нам сказать?

И все продолжалось именно таким образом. В течение последующего получаса выдвигались и обсуждались различные идеи. И все это время Ван Дорф взирал на происходящее с почти сладострастным любопытством, глаза его так и метались над столом, словно отлетающие рикошетом пули. Его магнитофон не переставал работать. Когда ему подали счет, он нацарапал на нем свое имя и резко поднялся.

– Полагаю, нам всем пора возвращаться к своим делам. Спасибо, что согласились прийти на этот ланч. Метрдотель вызовет нам всем такси, – сказал он, когда все встали.

– Пожалуй, пройдусь пару кварталов, – заметил Паркер. – Миссис Оллуэй, позвольте помочь вам надеть пальто. – Что он и сделал, проводив Бетти до двери.

– Деверекс, не хочешь ли поехать на такси со мной? – спросил Уолш.

– Спасибо, но мне необходимо заглянуть в офис. Я возьму другое такси.

– Тогда, если не возражаешь, я возьму первое.

– Ничуть, – бросил Дакс вслед другому конгрессмену, неуклюже заковылявшему к выходу.

Ван Дорф, уложив в карманы катушки с магнитофонными записями, ринулся к автомату для сигарет. Кили и Даксу подарили несколько минут относительного уединения.

– Время от времени напоминай мне, что я не должен никогда выводить тебя из себя, – прошептал он ей на ухо, протягивая пальто и ожидая, пока она просунет руки в рукава. – У тебя острые коготки.

– Невежественный, нетерпимый шут! Он просто смешон, – бросила она. – Подумать только, что он занимает пост конгрессмена. Это даже страшно.

– Ты была великолепна. – Его рука задержалась на ее талии. Случайному наблюдателю могло показаться, будто он просто с бесстрастной вежливостью провожает ее. Более внимательный наблюдатель заметил бы, что его прикосновение больше похоже на ласку.

– Почему ты сказал им, что мы встречались прежде? – бросила она через плечо.

– По моей информации, Ван Дорф безжалостный репортер. Он охотится за новым Уотергейтским скандалом. Берегись его, Кили. Он волк в овечьей шкуре.

– Я скорее сравнила бы его с хитрым лисом, чем с волком. Он сделал все, чтобы мы с Бетти поверили, будто мы будем его единственными гостями во время ланча. Он ни словом не упомянул, что здесь будете и вы, конгрессмены. Так упрашивал нас прийти, а сам в то же время готовил западню.

– Вот пресмыкающееся! Мне так хотелось запихнуть этот магнитофон ему прямо в глотку или в какое-нибудь более подходящее место.

Услышав подобную угрозу, Кили не смогла удержаться от смеха. Она повернулась к нему лицом.

– Напомни мне, чтобы я никогда не выводила тебя из себя, – посмеиваясь, бросила она. Он тоже улыбнулся, и ямочка стала еще глубже. – Ты сейчас продемонстрировал доставшийся тебе в наследство горячий креольский темперамент.

– Правда? Извини.

– Не извиняйся. Это выглядит довольно привлекательно.

– Ты так думаешь?

Она нервно оглянулась. Бетти и конгрессмен Паркер стояли у двери в ожидании обещанных такси. Ван Дорф бросал проклятия в адрес торгового автомата, проглотившего мелочь, но не выдавшего ему сигарет. Уолш ушел.

– Почему ты сказал им, что мы познакомились вчера вечером?

– Ты с этого вопроса и начала разговор, не так ли? Видишь ли, когда я рядом с тобой, мне требуется приложить чертовски много усилий, чтобы выкинуть это из головы, но не важно. Отвечаю на поставленный вопрос: если Ван Дорф или кто-либо другой видел, как мы беседуем вчера вечером, а сегодня мы сделали бы вид, будто незнакомы, это возбудило бы любопытство. Говорить правду – это всегда наилучшая политика.

– А если кто-нибудь видел, как ты входил или выходил из моего номера вчера ночью, что тогда?

В его глазах промелькнул дьявольский огонек.

– В таком случае лучшая политика – солгать.

Она засмеялась:

– Ты истинный политик.

Он не обиделся, а тоже рассмеялся. Улыбка смягчила черты его лица, когда он спросил:

– Ну как ты? Удалось хоть немного отдохнуть прошлой ночью?

Лучше бы он не смотрел на нее с таким участием. Его взгляд, казалось, ласкал каждую черточку ее лица и согревал их своим сочувствием. Почему так сильно бьется сердце? Оно так колотится, что колышется кружево на груди и это не сможет укрыться от глаз Дакса.

– Я не слишком хорошо спала.

– Принимаю на себя всю ответственность за это.

– Не стоит.

– Стоит, – решительно заявил он. – Мне не следовало нарушать твой покой, а я, не стану отрицать, сделал это. Как только ты сообщила мне тогда в аэропорту, что замужем, мне следовало оставить тебя в покое. Это было бы самое лучшее.