Книжная девочка, стр. 56

Арина отметила, что в голосе Федора появились металлические нотки.

- Потом другой мятежный генерал, начальник генштаба, заварил новую кашу. В начале лета, в девяносто восьмом. Переворот не получился. Но война началась. Гвинея и Сенегал прислали помощь президенту. Не очень помогло. В ноябре все же подписали мирное соглашение. Понимаешь, малышка, политика очень пакостная штука. Очень. Я не могу сказать, что президент Виейра был Мальчиш Кибальчиш, а генерал Ансуманэ злой узурпатор. Оба хороши. Да и не до составления характеристик их личностей мне было, откровенно говоря. Не будем этого касаться, решать, кто прав, ладно?

- Обычно считают, что прав победитель.

- Речь не об этом. Вовсе. Антониу звонил мне, очень просил приехать. Плел чушь разную. Про доставшийся в наследство от деда заводик, по производству пальмового масла. Про экспорт кокосовых орехов. Звал в партнеры. Не особо я проникся, но решил слетать, посмотреть все на месте. Типа все увижу и разберусь. Возомнил себя пингвин орлом, короче.

Федор умолк. Вдруг отчетливо увидев худое бронзовое лицо друга. Услышал невнятную, скомканную от усталости скороговорку. Банальные приветствия. Пожелания всех благ. И выражение хмурой сосредоточенности в глазах.

- Про возможность совместного бизнеса Антониу, как выяснилось, не очень то и врал. Хотя объемы там, не сказать, чтобы огромные. Но я точных расчетов не делал. К вам в Заранск, кстати, заезжал тоже по просьбе Антониу. Делают в твоем городе мини-тракторы для фермеров, небольшую, но мощную технику. На экскаваторном заводе. И поставляют в основном в Южную Америку, в Чили. Антониу заинтересовался что по чем, и так далее. Для своей страны, и не только. Так что проспекты и прочую информацию я ему привез. Попутно.

Потянул к себе ладонь девушки, прижал к лицу, вдохнул запах. Радость была острой и горькой одновременно. Он не думал, что способен на чувства. Привык к холодку в отношениях, к постоянному контролю. Вечная торговля: ты мне - я тебе. Вот и все. Уши у него были чуткие, как у хорошего волка. Редкий голос мог угодить. Чтоб слух не резало. А уж понравиться... Насквозь фальшивые интонации профессиональных актрис Федора просто бесили. Считая себя привередой, он почти угомонился. Ни на что серьезное не рассчитывая. Все случилось именно вдруг. Темноту в его сердце осветил яркий луч чистого и теплого голоса. И прежняя жизнь показалась пресной.

- И что случилось?

Арина спросила тихим серьезным шепотом. Заинтересованным. Она действительно слушала. Федор сдержал улыбку.

- Дальше?

- Да.

- Мне крупно не повезло, при чем дважды подряд. Просто какой-то злой рок. Сначала я заболел. Прививки там, или нет, а есть такая местная зараза. Знаешь, что Западную Африку всегда называли могилой белого человека?

- Конечно.

- Одному черту известно, что именно я подхватил. И когда успел. Свалился буквально на третий день по приезду. Шел по улице, голова закружилась. Температура дикая. Еле добрался до Антониу. Малярия не малярия... У них в Гвинее-Биссау водится особенная какая-то, не как везде. Облез.

- Что?

- Волосы выпали, все. Даже брови и ресницы, тело покрылось нарывами. И постоянный жар. Как выжил, не знаю.

Соврал. Взял и соврал. Он помнил, что ему помогло. Что держало его на краю багровой пасти, не давая сорваться и растаять в небытии. В вечных кошмарах смерть казалась зубастой тварью, а он сам, не больше комара, болтался в сантиметре от жадных клыков, обжигаясь дыханием чудовища, чувствуя отвратительный запах из скользкой темной глотки. И только голос, светлый и сильный, за который он отчаянно, из последних сил цеплялся, твердил: "Федор! Где ты? Федор. Я жду тебя!" Становился из белого тонкого потока веревкой, капроновым шнуром, обвивал вокруг талии, дрожал от напряжения и держал, держал, держал. Выныривая на короткое время из очередного бреда, Федор просил пить, и снова соскальзывал в пропасть. Снова болтался между жизнью и вечным сном пустоты. Погибнуть было так легко. Разжать пальцы и улететь вниз.

- Антониу конечно, пытался в Москву сообщить, дозвониться, в пустую квартиру... Первое время. Потом ему резко стало не до меня.

- Почему?

- Война. Беспорядки. Его арестовали. Как и его шефа, министра внутренних дел. Больше я Антониу не видел. Меня перевезли в тюрьму.

- За что?

- Там по всей стране сотня другая белых. Их вместе с мулатами меньше процента населения. А тут непонятно какой тип, но якшался с изменниками. Финиш, короче, полный. Допросить меня невозможно, я никакой. Хорошо еще, что положили в палату, не в камеру.

- И долго ты болел?

- Без нескольких дней месяц. Потом частично пришел в себя.

- Частично?

- Такое полу сумасшествие. Организм отравлен. Лечили меня кое-как. Мне казалось, что я португалец, а вокруг враги. Я вопил с хорошим акцентом: "Madre de Deus"? и голышом бегал по комнате. Ну и ругался тоже. Цирк. Но, во всяком случае, не пристрелили сразу. Пришел в себя. Попытался объясниться. Я ж, не знал ничего. Говорю, что русский, приехал в гости к господину Антониу Дуарте де Пина. Дайте, говорю телефон. Позвонить нужно. И меня с улыбочкой в одиночную камеру. Роскошь между прочим, по их меркам. Не в вонючую яму с решеткой сверху. И пошло-поехало. Решили, что я не я. Разбираться им особо было некогда. Пальба по крупному началась. Допросили кое-как два раза. А все остальное время я пытался выжить.

- Как?

- Как Ленин в тюрьме. Ходьба. Гимнастика. Упражнения для мозгов, чтоб не заплесневели.

- Какие?

- Учил креолью. Это местный межплеменной язык. Официальный то португальский, хотя он и существенно искажен. И от классического весьма далек. А креолью - всеми признанный, очень сложный. У него африканская основа. Баланто, фульб, маджак и прочее. И масса заимствований из португальского. Знаешь, как на креолью будет белый, он же португалец?

- Нет.

- Тугаш. Я очень старался, стал неплохо понимать.

- Кто тебя учил?

- Охранники. Видишь ли, они очень своеобразные люди. Считают белых никуда негодными слабаками.

Что ж, он их приятно удивил. Федор вспомнил устремившуюся в его сторону, с угрожающе распахнутой пастью, двух метровую змею, подброшенную в камеру и блеск белков на возбужденных предстоящим представлением рожах охранников. Развлекающиеся ребята столпились у решетки. От него ждали визга, истерики, слез, чего угодно, кроме стриптиза. Федор прижался к стене, был бы стол, вспорхнул на него, и медленно потянул с головы рубашку. Он умел не бояться. И не пах страхом. Не делал резкий движений. Обозленная бесцеремонным с собой обращением мамба шипела, как чайник на плите. Чешуя у нее была темно зеленая, с черной окантовочкой. Прекрасная маскировка для зарослей. В двух шагах не заметишь. На светло сером полу она выглядела изумрудной. Была в ней даже своеобразная убийственная красота. Федор стоял с рубашкой в руке, спокойно дышал и рассматривал змею. Охранники примолкли, потом загалдели. Им просто хотелось как следует повеселиться. А проклятый тугаш отказывался паниковать. Воинственно настроенная мамба направилась к решетке. По скорости с которой охранники прянули в стороны, Федор (который герпетологом никогда не был) заключил, что змея, в самом деле, ядовитая. Мамба свернулась тугими кольцами возле металлических прутьев, замерла. Так продолжалось некоторое время. Потом вновь появились охранники. Заспорили между собой. Наконец пришли к соглашению. Самый толстый, похожий на раскормленного злого слоненка, парень крикнул на скверном португальском.

- Эй, тугаш, сумеешь поймать зеленую смерть?

- Чамо-ми? Федор.

- Фи-о-дор? Ну и имя! Держи.

Через прутья, стараясь не приближаться к решетке сверх необходимого, толстяк протягивал длинную палку с раздвоенным концом. Федор видел такие раньше. В передаче "В мире животных". Следовало прижать змею к цементному полу камеры, и не абы как, а на участке сразу за головой. В противном случае мамба сумеет извернуться и вонзить в руку, берущую ее - свои ядовитые зубы. Теоретически все ясно. Федор представил, что ловит безобидного ужа. Так старался, что почти на яву увидел две желтые полоски на голове африканской змеи.