Капля огня, стр. 8

- Да вы просто настоящий театрал, - похвалила его Ника. - Но мне пора, да и вам тоже. Если хотите в срок отыскать камень.

Кажется, в этот момент Коровин впервые задумался, что ему нужно не просто разглагольствовать, а совершать конкретные действие. Мученическим взглядом он уставился на Нику и принялся чесать в затылке. Девушка напоследок полюбовалась Вадимом Игоревичем - экстерьер у него был что надо. Но вот с сообразительностью оказалось неважно - когда она свернула в переулок, он все ещё пребывал в мучительных раздумьях.

Следующим по степени подозрительности был газовщик. И Ника даже знала, где его искать - все властные и коммунальные службы Репьевска, в том числе и "Горгаз" располагались вокруг небольшого асфальтированного пятачка, громко именуемого площадью Свободы. От театра до неё был ровно один квартал.

Через полчаса блуждания по разномастным кабинетам, личность газовщика, обслуживающего дом, в котором жила Антония, она установила совершенно точно - некто Кузьмин. Мало того, ей сообщили, что вот-вот данный товарищ должен появиться в конторе, чтобы забрать какие-то ценные трубы и ключи.

Было без четверти двенадцать.

Удивительно, но Кузьмин действительно появился не спустя полдня, а буквально через десять минут. На этом положительные моменты кончились. Потому что "оператор по контролю за оборудованием", как он значился в штатах управления, мало того, что был нетрезв, так вообще напрочь отрицал, что когда либо посещал квартиру Антонии. На этом моменте он уперся, как баран и только головой мотал. Ника, однако, заметила, что при этом он ещё и старательно отводил глаза.

Выход оставался один, и девушка, ухватив упрямого газовщика за локоть, затащила его в ближайший укромный уголок на лестничной площадке и взяла быка за рога:

- Сотню на опохмел хочешь?

- Хочу, - Кузьмин моментально оживился и сфокусировал блудливый взгляд на извлеченной Никой купюре.

- Тогда быстро говори, кто вместо тебя туда ходил? Ну? Бабушка сказала, что удостоверение у того типа имелось!

Газовщик издал совсем уж душераздирающий вздох и кивнул.

- Ходил. Один такой... - шевеление пальцами должно было означать некую характеристику, правда, непонятно какую. - Короче, не знаю я, кто он - первый раз видел. И последний.

- Рассказывай, все, как было.

- Ну, нашел он меня на участке, предложил за бутылку дать ему на часок удостоверение - дескать, хочет у одного хмыря свою жену застукать. Тот его не знает, а без удостоверения в квартиру не впустит. - Кузьмин мученически скривился. - Я уже после сообразил, что чушь он порет - какой мужик вообще в такой ситуации пойдет дверь открывать? Ну, и решил подстраховаться.

- И?

- Что и? Пошел потихоньку за ним, посмотрел, в какой дом он вошел, и все ли тихо будет. Ничего, обошлось, шума никто не поднимал. А потом он мне корочки отдал и - гуд бай.

Кажется, первый реальный след наметился... Ника с воодушевлением принялась расспрашивать Кузьмина о том, как выглядел и откуда взялся неизвестный, и выяснила, что тот был средней комплекции, среднего роста и с рыжей лохматой шевелюрой и рыжими же усами. А взялся... да черт его знает - в дверь вошел.

Стоп! Насчет рыжей масти Антония и Орландо ничего не говорили...

Отдав алчному газовщику сторублевку и проводив взглядом его рванувшую прочь фигуру, она достала мобильник и позвонила старой актрисе.

Точно - газовщик был без усов и никакой не рыже-лохматый. Наоборот - лысоватый шатен лет пятидесяти. Это что же получается?

Ника вышла на улицу и остановилась в задумчивости. Странная мимикрия псевдо-газовщика ассоциировалась у неё с чем-то до боли знакомым и близким.

Было жарко и ужасно хотелось пить. Заметив на углу цистерну с квасом, она подошла и заплатила смешную сумму в два рубля за пластиковый стаканчик желтого пенистого напитка. Квас был холодным и неожиданно вкусным - лучше любой импортной газировки.

Взгляд бездумно скользил по фасадам двухэтажных домов, построенным явно лет сто пятьдесят, а то и больше, назад, по не слишком ухоженному газону и старым липам. Прохожих было мало - большей частью дети или пенсионеры. Прогромыхала груженая досками "Газель", проехал мужик на велосипеде...

Швырнув стаканчик в предназначенный для этого картонный ящик. Ника решительно направилась обратно к театру. Потому что рыжий парик, усы и способность практически мгновенно превратиться из волосатого рыжего в лысоватого шатена могли происходить именно оттуда.

Плюс страсть ведущей актрисы к драгоценностям.

Как и в любом театре, вход для артистов и администрации охранялся бдительной дамой пенсионного возраста, читающей детектив. Услышав, что открылась дверь, дама подняла взор от книги и вопросила:

- Вы к кому?

- Здравствуйте, - Ника скорчила озабоченную мину. - Я из областной газеты. Хотела бы взять интервью у актрисы Анны Свидерко. Она сейчас в театре?

Вахтерша вздрогнула и потупилась.

- Нету её, - пробормотала она тихо. - Нет, и сегодня вряд ли будет.

- Заболела?

Дама как-то неуверенно и неопределенно пожала плечами. И тут из глубины здания послышались истошный вопль, а вслед за ним истерические рыдания.

- Идите, идите, - засуетилась вахтерша. - Свидерко нет, нету её.

Вопль повторился и перешел в визг. В него вклинился мужской голос, вещавший нечто успокаивающе, но истерика не умолкала.

- Что там происходит? - удивилась Ника.

- Репетируют, - неуверенно сообщила дама. - Дневная репетиция идет.

Но Веронику Романовскую, которая проработала в театре не один, а целых четыре года, такая интерпретация происходящего не устроила. Визжали явно не на сцене и не в репетиционном зале, а где-то совсем рядом.

- А-а... а главный режиссер сейчас тут? Раз Свидерко нет, я возьму интервью у него. Что, зря я сюда тащилась? - пошла Ника напролом.

- Леопольд Бориславович у себя, - неохотно созналась вахтерша. - Только, может, не стоит?..

- Стоит, стоит... - Ника уже проникла сквозь турникет и решительно внедрилась в длинный скудно освещенный коридор. Крики внезапно стихли, и воцарилась какая-то нехорошая тишина, в которой стало слышно, как за ближайшей приоткрытой дверью о чем-то спорят. Девушка прислушалась.

- Надо везти её в больницу, - бубнил глухой бас. - Врачи разберутся.

- В психиатрию? - нерешительно спросил тенорок.

- Почему сразу в психиатрию? А впрочем... Куда угодно везите, а то театр в дурдом превратили. Невыносимо!

Ника взглянула на табличку "Директор театра Коломийцев Юрий Евгеньевич". Ага, директор подойдет...

Но постучать она не успела - внезапно распахнулась другая дверь и из неё спиной вперед вылетел какой-то старикашка. Врезавшись в стену, он помотал головой и ринулся обратно.

- Сволочь! - опять взвизгнула женщина, и послышался звук оплеухи. Ничего себе, нравы у них тут...

За директорской дверью притихли, а визг сменился рыданиями.

Все это начинало поминать какую-то современную постановку, переполненную бестолковой экспрессией. Может, и правда - репетируют? Нерешительно потоптавшись, девушка двинулась вперед - вряд ли этот Коломийцев расположен сейчас с кем-то общаться.

Но не успела она сделать и несколько шагов, как вновь выскочил старикашка и умчался по коридору, что-то бормоча себе под нос и причитая. Ника не решилась его окликнуть.

На цыпочках она подошла к оставшейся слегка приоткрытой двери и заглянула в неё. Это была артистическая уборная с туалетным столиком, освещаемом двумя яркими галогеновыми лампами. Напротив него на желто-зеленом велюровом диване полулежала особа довольно странного вида. Тощее старушечье тельце было облачено в прозрачную кофточку и короткие, чуть ниже колен расклешенные брючки, отделанные крупными стразами. Волосы старушки, выкрашенные красно-белыми перьями, стояли дыбом. Посреди комнаты на паласе валялась босоножка на огромной платформе, а вторая почему-то стояло на туалетном столике среди открытых коробок с гримом и пудрениц.