Обман, стр. 28
– Кто кричит громче, тому часто нечего сказать, – ответил он сыну.
У Муханнада вытянулось лицо.
– Ажар знает, как все организовать. Как организовать все сейчас.
– А что сейчас, Муни? Сейчас что, Хайтам мертв меньше, чем был вчера? Будущее твоей сестры стало менее разрушенным? Каким образом присутствие одного человека может все это изменить?
– Может, – объявил Муханнад, и по его тону Сале поняла, что свой главный довод брат приберег на конец разговора. – Они сейчас признали, что это было убийством.
Лицо Акрама помрачнело. Вопреки здравому смыслу, он утешал себя, свою семью и в особенности Сале тем, что смерть Хайтама произошла в результате несчастного случая. А сейчас, когда Муханнад разнюхал правду, Сале поняла, что ее отец, должно быть, представляет себе случившееся в ином свете. Ему следовало бы узнать правду, но правда могла бы наверняка завести его туда, куда он не желал.
– Они признали это, отец. В нашем присутствии. Из-за того, что произошло сегодня на заседании муниципального совета и после него на улицах. Постой, не спеши с ответом.
К Муханнаду вернулась прежняя уверенность. Встав с дивана, он подошел к камину, над которым на плите стояли два десятка рамок с семейными фотографиями.
– Я знаю, что разозлил тебя сегодня, – продолжал он. – И согласен с тем, что выпустил ситуацию из-под контроля. Но, прошу тебя, посмотри, чего я добился. А ведь именно Ажар предложил муниципальный совет в качестве начальной точки нашей акции. Да, отец, Ажар. Когда я позвонил ему в Лондон. Скажи, когда ты говорил со старшим полицейским инспектором, они признали, что это убийство? В разговоре со мной они этого не признали. А Сале, бог свидетель, они вообще ничего не сказали.
Сале опустила глаза, видя, что мужчины посмотрели в ее сторону. У нее не было нужды подтверждать слова брата. Акрам находился в ее комнате во время краткого визита полицейского инспектора, пришедшего в их дом с сообщением о смерти Хайтама, и в точности знал, что тогда было сказано: «Мне очень жаль, но я должен сообщить вам о трупе, найденном на Неце. Покойный, как выяснилось, являлся мистером Хайтамом Кураши. Нам необходимо пригласить кого-либо на опознание тела, а вы, как нам известно, собирались выйти за него замуж». – «Да», – печально ответила Сале, хотя внутри у нее все кричало: «Нет! Нет! Нет!»
– Пусть так, – сказал Акрам, обращаясь к сыну. – Но ты зашел слишком далеко. Когда один из нас умирает, то не тебе, Муханнад, заботиться о его воскрешении.
Сале поняла, что он говорил не о Хайтаме. Он говорил о Таймулле. Для всех членов семьи Ажар считался умершим, раз его объявили таковым. При встрече с ним на улице следовало либо смотреть сквозь него, либо отвести глаза в сторону. Его имя нельзя было упоминать. Нельзя было не то что говорить, но даже и косвенно упоминать о нем. А если вам случится вдруг подумать о нем, следует немедленно перенаправить мозг на что-нибудь другое – ведь размышления о нем могут привести к разговорам о нем, а разговоры могут пробудить желание задуматься о возможности вновь принять его в семью. Сале была еще слишком молода, чтобы знать, какое прегрешение совершил Ажар против семьи, отринувшей его от себя, а раз уж такое случилось, то ей было вообще запрещено говорить о нем с кем бы то ни было.
Не видя своего двоюродного брата целых десять лет, она часто размышляла о нем так, словно видела его перед собой. Десять лет блуждания по свету в одиночку. Что для него значили эти годы? Как он смог выжить без участия и без помощи родных?
– Ну, а что тогда важнее? – спросил Муханнад, желая показать свое здравомыслие.
Все, что случилось за этот день, обострило его отношения с родными, и у него не было никакого желания отдаляться от них еще больше. Он не хотел подвергать себя риску быть отринутым от семьи. Тем более с женой и двумя детьми; к тому же его прибыльная работа значила для него немало.
– Так что же все-таки важнее, отец? Выявить и поймать того, кто убил одного из наших людей, или показать Ажару, что он до конца своей жизни отрезанный ломоть? Сале – такая же жертва этого преступления, как и Хайтам. Разве у нас нет никаких обязательств в отношении нее?
Когда Муханнад снова посмотрел в ее сторону, Сале, скромно потупившись, опять опустила глаза. Но внутри у нее словно все сжалось. Она знала правду. Ну как кто-то еще может не видеть, что представляет собой ее брат?
– Муханнад, я не нуждаюсь в твоих наставлениях ни по этому, ни по другим вопросам, – спокойным голосом произнес Акрам.
– Да я и не наставляю тебя. Я только говорю тебе, что без Ажара…
– Муханнад. – Акрам взял один из приготовленных женой паратхов; до Сале донесся запах мясной начинки, и ее рот наполнился слюной. – Человек, о котором ты говоришь, для нас мертв. Ты не должен был вмешивать его в наши дела, и уж совсем не должен был приводить его в наш дом. Я не спорю с тобой относительно преступления, жертвой которого стали Хайтам, твоя сестра и вся наша семья, конечно, – если это и впрямь окажется преступлением.
– Но я же сказал тебе: старший полицейский инспектор говорит, что это убийство. И сказал тебе, что она была вынуждена признать это потому, что мы проявили настойчивость.
– Настойчивость, которую вы проявили сегодня днем, не была нацелена на старшего инспектора полиции.
– Но именно она и сработала. Неужто ты этого не видишь?
В комнате было нестерпимо душно. Белая футболка Муханнада взмокла и облепила его мускулистое тело. В отличие от него, Таймулла Ажар сидел и, казалось, излучал холодное спокойствие, словно находился в каком-то другом мире.
Муханнад поменял тон:
– Мне жаль, что я причинил тебе беспокойство и боль; наверное, мне надо было заранее предупредить тебя о том, что мы собираемся появиться в зале заседаний совета…
– Ты так думаешь? – спросил Акрам. – То, что произошло на заседании, нельзя назвать просто появлением.
– Все правильно. Все правильно. Возможно, я не совсем верно оценил ситуацию.
– Возможно?
Сале видела, как напряглось тело брата. Нет, сейчас он уже не был тем мальчишкой, который швырял камни в стену, да и деревья, стволы которых можно было пинать ногами, в комнате не росли. Его лицо покрылось крупными каплями пота, и тут Сале впервые поняла, насколько важно, чтобы кто-то вроде Таймуллы Ажара исполнял роль посредника в предстоящих контактах семьи с полицией. Напускное спокойствие – это не для Муханнада. Запугивание, да еще с угрозами – вот на чем, по его мнению, должны основываться взаимоотношения.
– Отец, ты только посмотри, что мы получили в результате этой демонстрации: встречу с инспектором полиции, отвечающим за расследование. И признание того, что это убийство.
– Это я вижу, – согласился Акрам. – Ну, а теперь ты должен поблагодарить своего двоюродного брата за советы и выпроводить его из нашего дома.
– Да что, черт возьми, с вами происходит?! – Муханнад взмахнул рукой, и три рамки с фотографиями, стоявшие на каминной доске, полетели на пол. – Что с вами происходит? Чего вы боитесь? Вы что, связаны такими сильными узами с этими проклятыми европейцами, что не можете даже подумать о том…
– Хватит. – Акраму изменила обычная выдержка: он повысил голос.
– Нет! Не хватит. Ты боишься того, что Хайтама убил англичанин. И если окажется, что это именно так, ты намерен кое-что предпринять в связи с этим – ну, например, изменить свое отношение к ним. Но ты не можешь смотреть правде в глаза, а все потому, что все эти двадцать семь лет ты тужился изо всех сил, изображая из себя благочестивого англичанина.
Акрам вскочил со стула и буквально в мгновение ока очутился рядом с сыном; Сале поняла, что произошло, только после того, как отец со всего маху ударил Муханнада по лицу, и невольно закричала.
– Не надо! – В ее голосе слышался страх. Страх за них обоих; за то, что они могли причинить друг другу; за то, что результатом этого может стать крушение семьи. – Муни! Аби-джан! Не надо!